Погребальные обряды славян



Publ ID: 1530475394-360

УДК 392.1
ББК 63.52

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ СЛАВЯН

______________________________
© Ю. А. Коловрат-Бутенко

(OrcidID: 0000-0002-3294-3308, ResearcherID: G-9509-2016)
Змиевское научное краеведческое общество

Оригинальное предположение о двух формах погребения у восточных славян высказал Г. В. Вернадский: «Нужно помнить, что на территории Древней Руси практиковались две формы погребального обряда: захоронение в землю и кремация. Первую предпочитали аланы, вторую – скандинавы и часть древних славянских племен, которая именуется Прокопием склавенами (словенами). Анты Прокопия, представлявшие восточную группу древнеславянских племен, находились, как нам известно, под значительным аланским влиянием, и, конечно, некоторые из этих антских племен хоронили своих умерших вместо кремации» [1]. Как видно из работ ряда учёных [2], влияния других этносов всегда имели место, но они никогда не были определяющими в развитии славянства.

Истоки погребальной обрядности киевской культуры ещё до конца не выяснены, так как население, обитавшее на очерченной территории в предыдущий период, использовало обряд трупосожжения, отличавшийся от киевского. Авторы «Археологии Украинской ССР» считали, что наиболее близким по типу к киевскому является погребальный обряд милоградской культуры [3]. В погребальном обряде киевских могильников как бы возрождаются основные черты милоградских захоронений скифского времени. Интересен и тот факт, что на рубеже нашей эры подобные черты погребального обряда сохраняются, главным образом, на могильниках верхнеднепровской группы зарубинецкой культуры [4]. Некоторые черты киевских захоронений находят аналогии и в погребальных обрядах пшеворской и черняховской культур [5].

На сегодняшний день на территории Змиевского края не известен ни один могильник киевской культуры. Однако погребальный обряд местных киевских племён восстанавливается по аналогиям сейминско-донецкого варианта, изученного А. М. Обломским. На востоке Днепровского Левобережья и в Подонцовье исследованы четыре ранних киевских могильника (Кулига, Приоскольское-2, Шишино-5, Шмырёво), на которых раскопаны 24 погребения. Все они бескурганные. Два из них представляли собой трупоположения, прочие – трупосожжения. Все трупосожжения совершены на стороне. Два погребения урновые, остальные – безурновые. В большинстве случаев остатки сожжений помещены в неглубокие ямы весьма разнообразные по форме (круглые, овальные, с неровными краями) и профилю (часть сужена ко дну, некоторые имеют вертикальные стенки, на дне могут прослеживаться дополнительные углубления, в том числе следы от столбов). Кальцинированные кости (за редкими исключениями их бывает очень мало, причём наряду с человеческими попадаются и кости животных) были расположены в ямах, как в виде кучек, так и в разбросе. Как правило, они перемешаны с золою и углями от погребального костра. Инвентарь крайне беден. Его обычно составляли черепки различных сосудов, преднамеренно разбитых до совершения захоронения (при реконструкции ни один из горшков не склеился полностью) и иногда вторично обожжённых. Кроме керамики, обнаружены несколько пряслиц, бронзовая булавка, железное зубило, стеклянные бусы. Во многих ямах наблюдается их послойная засыпка. При этом кости, черепки и угли могут относиться к разным прослойкам, а могут и залегать вместе [6].

По приведённому выше описанию мы можем восстановить погребальные обычаи и церемонию киевских племён Змиевщины. После смерти тело усопшего сжигали на погребальном костре. Здесь же сжигалась туша животного, которым снабжали для путешествия в загробный мир умершего. В качестве сопроводительного инвентаря на погребальный костёр клали вещи, принадлежавшие покойному при жизни: зубило, пряслице, украшения. Причём первые два предмета явно указывают на профессиональную и половую принадлежность умершего. Данные археологии подтверждаются письменные источниками. Арабский купец, географ и историк Х в. Аль-Масуди уточняет, что славяне и русы «сжигают своих мертвецов с их скотом, оружием и украшениями» [7].

После этого вырывалась яма, которой, судя по разнообразию форм и профилей, не придавалось большого значения. В эту яму ссыпались все остатки погребального костра (кальцинированные кости, угли, зола, остатки инвентаря) и производилась первичная засыпка могильника. Затем членами рода производилась поминальная тризна – проводы в потусторонний мир умершего сородича. Ибн-Даста в «Книге драгоценных сокровищ» (30-е гг. Х в.) сообщает, что когда у славян кто-нибудь умирает, то женщины «царапают себе ножом руки и лицо», но уже «при сожжении покойников придаются буйному веселью, проявляя тем свою радость по поводу милости, сделанной ему [покойному] Богом» [8]. Собирание праха и установка урны, согласно ибн-Дасте происходит на второй день после сожжения [9]. По мнению Б.А. Рыбакова, такое веселье должно было отпугнуть смерть от оставшихся в живых членов рода.

После тризны производился ещё один ритуал, очень древний, символизм которого ещё не постигнут в полной мере. Разбивался керамический сосуд, а осколки его клали в яму. Далее производилась вторичная засыпка могилы. Обычай класть в могилу битую посуду восходит ко временам индоевропейской языковой культурно-исторической общности. Как отмечал в своё время В. В. Иванов, битьё посуды является одним из звеньев в цепи элементов общеиндоевропейского погребального обряда [10]. Много позднее такой ритуал наблюдается в латгальских и ятвяжских могильниках, а в Белоруссии он сохранился вплоть до XIX в. Латышские этнографы записали поверья, в соответствии с которым во время погребения на могиле необходимо было разбить глиняную посуду, потому, что в загробной жизни пригодится только битая посуда [11]. В позднем бронзовом веке такой погребальный обычай употреблялся на Змиевщине племенами бондарихинской археологической культуры (XII–VIII вв. до н. э.) [12]. Это позволило Ю. В. Буйнову, проведя аналогию с приведённым выше этнографическим материалом, считать, что бондарихинцы «принадлежали к балто-славянской этнической общности или только к прабалтам. Последнее предположение кажется наиболее вероятным» [13]. Так или иначе, но ритуал разбитого горшка, зародившись в индоевропейские времена, был в употреблении у раннеславянских племён киевской культуры и дожил до XIX в.

В древности могилы каким-то образом отмечались, но эти знаки погибли. О последнем этапе погребального обычая славян летопись сообщает: «по семъ же събравше кости, вложахѹ въ ссѹдъ малъ и поставлѧхѹ на столпѣ на пѹтѣхъ» [14]. По мнению Б.А. Рыбакова, летописный столпъ (сътълъпъ) представлял собой домовину – сооружение над могилой в виде небольшого домика, сторожки, кельи. Подобные домовины-столпы бытовали в России ещё в XIX в. (рис. 1) [15] Наличие в некоторых могильных ямах киевской культуры углублений, предназначенных для столба, подтверждают такое предположение.

Планировку на могильниках Подонцовья удалось проследить в двух случаях (в Шишино-5 и Приоскольском-2). Они оказались довольно сложными по структуре, состоящими из нескольких в определённом порядке расположенных элементов. Большинство трупосожжений было вытянуто полосою вдоль края холма, на котором расположен могильник. Полосы в обоих случаях оканчивались кострищами, о чём свидетельствуют зафиксированные археологами пятна прокала грунта. За пределы «основного массива» было вынесено несколько трупосожжений и по одному трупоположению. Вне основных полос захоронений находились также ямы без остатков сожжений, содержавшие в своём заполнении, правда, не всегда кости животных и керамику, и, кроме того, ямы от столбов. А. М. Обломский предполагает, что сложность планировки некрополей киевской культуры свидетельствует о том, что они выполняли роль не только могильников, но и святилищ [16].

 

Лувозерское кладбище

Рис. 1. Лувозерское кладбище начала XX в. (Карелия, Россия)

Источник: Оленев И. В. Карельский край и его будущее в связи с постройкой Мурманской железной дороги / И. В. Оленев. – Гельсингфорс, 1917. – С. 74

М. Б. Щукин в публикации материалов могильника Кулига предложил для подобного рода памятников название «поминальники», т. к. ямы с сожжениями имели, в основном, мемориальный характер, а не были собственно погребениями умерших с захоронением всех их останков в земле [17].

В Подонцовье иногда встречаются полные скелеты и погребения черепов [18]. Учитывая, что трупоположения киевских могильников располагались по сторонам некрополей-святилищ (поминальников), можно предположить, что перед нами т. н. закладные жертвы, призванные охранять данное место.

*   *   *

Погребальные памятники пеньковской культуры представлены исключительно грунтовыми могильниками. Ни пеньковское население, ни его прямые потомки совсем не знали курганного обряда. Могильные памятники пеньковской культуры обнаружены и исследованы пока в немногих пунктах. Могильники устраивались в нескольких сотнях метров от поселений и занимали как возвышенные, так и более низкие участки местности. Иногда захоронения встречаются и непосредственно на поселениях [19].

Для данной культуры типичен обряд трупосожжения на стороне с последующим помещением кальцинированных костей в неглубокие цилиндрические ямки диаметром 0,4–0,6 и глубиною 0,3–0,5 м от современной поверхности. Встречаются урновые и ямные могилы. Ямные погребения, как правило, безынвентарные; в урновых встречаются ритуальные горшки, бронзовые трапециевидные, спиральные подвески, пронизи, браслеты, сплавленные стеклянные бусы и т. п. [20]

В районах, примыкавших к степи, иногда встречаются погребения с ингумацией, сопровождающиеся материалом, типичным для пеньковской культуры. Их наличие, как и юртообразные жилища в степной зоне Украины, связывают с влиянием кочевников. Но есть все основания считать, что пеньковские погребения с ингумацией были распространены и в лесостепной части Змиевщины, поскольку одно из таких погребений было обнаружено возле с. Мохнач.

16 августа 1996 г. в Харьковский исторический музей (ХИМ) поступило сообщение от Л.Ф. Федотовой, что на её дачном участке при рытье погреба были обнаружены человеческие кости, бусы, бронзовые украшения. Выехавшие на следующий день сотрудники Отдела археологии и Сектора охраны памятников археологии ХИМ, произвели подробный осмотр места находки и опросили хозяйку участка. Разрушенное погребение расположено на краю плато правого коренного берега Северского Донца в двух км к югу от с. Мохнач. При зачистке стенок и дна ямы, вырытой под погреб, удалось частично проследить остатки погребального сооружения, что позволило восстановить его конструкцию. Захоронение было совершено в грунтовой яме с подбоем. Входной колодец, форму и размеры которого установить не удалось, имел несколько ступенек. Подбой примыкал ко входному колодцу с северо-западной стороны и был ориентирован, как, вероятно, и сам колодец, почти строго по линии северо-восток – юго-запад. По сообщению хозяйки участка, костяк лежал в вытянутом положении на спине, головой на юго-запад, руки были вытянуты вдоль тела, ноги прямые. Большинство вещей было найдено в районе черепа, грудной клетки и пояса [21].

Захоронение сопровождалось богатейшим погребальным инвентарём. В состав инвентаря входили: односпиральные височные кольца (6 экземпляров), шейная проволочная гривна, фрагменты проволочной гривны, литые бронзовые пальчатые фибулы «днепровского» типа, бронзовая широкопластинчатая подвязная шарнирная фибула, нагрудная цепь, трапециевидные подвязки с полукруглой верхней частью, морские раковины, бронзовые литые бляхи-пуговицы, бронзовые конические колокольчики, трапециевидная бронзовая подвеска с чеканным орнаментом по краям, полые трубочки-пронизки, перстень, бронзовая пряжка, бронзовые штампованные бляшки, бронзовый наконечник пояса, бусины, бисер, бронзовые пластины [22].

Также в состав погребального инвентаря входил глиняный горшок, разбитый, по-видимому, при проведении земляных работ рабочими. По составу теста, технологии изготовления и внешнему виду данный сосуд полностью соответствует керамике с лесостепных памятников Днепро-Донецкого междуречья V–VII вв. н. э. [23]

Весь погребальный инвентарь представлял собой полный комплект одного женского наряда (рис. 2). Данный наряд, вероятно, был праздничным, применявшимся только в ритуальных случаях: рождение, свадьба, похороны. По найденным вещам исследователи датировали это погребение в рамках от VI–VII до середины VII в. н. э. [24]

В. С. Аксёнов и Л. И. Бабенко считают, что погребение у с. Мохнач указывает на наличие в пеньковской культуре иноэтнического, а именно, сармато-аланского компонента [25]. Открытие данного погребения свидетельствует о более глубоком, чем это считалось ранее, проникновении сармато-аланских элементов культуры в среду славянского населения.

 

Реконструкция женского костюма из погребения в с. Мохнач

Рис. 2. Реконструкция женского костюма из погребения в с. Мохнач

Источник: Аксёнов В. С. Погребение VI–VII веков н. э. у села Мохнач / В. С. Аксёнов, Л. И. Бабенко // Российская археология. – 1998. – № 3. – С. 118

*   *   *

Могильные древности волынцевской культуры немногочисленны и в основных чертах сближаются с погребальными обычаями населения памятников пеньковско-колочинского круга, с одной стороны, и памятниками роменской культуры – с другой [26]. В последней дальнейшее развитие волынцевских традиций погребального обряда прослеживается довольно чётко.

Волынцевские могильники не имеют каких-либо внешних признаков и содержат преимущественно урновые захоронения по обряду трупосожжения на стороне. Захоронения совершались в поверхностных ямках и прикапывались дерновым слоем. Наиболее обследован могильник близ Волынцевского поселения, открытый Д. Т. Березовцом. Это бескурганный могильник без всяких внешних признаков, с урновыми захоронениями остатков трупосожжений на стороне. Могильник протяжённостью 35–40 м, и ширину 50–70 м расположен на северном краю останца и на плато к западу от него. В нём раскопано 17 погребений, состоявших из урн с прахом и стравниц, устанавливавшихся на специально расчищенных в слое дёрна площадках (погребения № 2, № 3). Сосуды в погребениях образовывали линию, вытянутую с востока на запад (погребения № 1–5), причём урны всегда ставились с восточной стороны. По наблюдениям Т.Д. Березовца, гончарная и имитирующая её посуда ни разу не встречена в одном и том же погребении. Наряду с тем, подражающие гончарным сосуды никогда не использовались в качестве стравниц [27].

Вместе с прахом покойного в урны помещали и предметы убора: пастовые и стеклянные бусины различных цветов, бронзовые браслеты с расплющенными несомкнутыми концами. Отсутствие на некоторых украшениях следов огня, а также наличие в погребениях остатков кольчуги и ножен от меча, позволяют высказать предположение о символическом значении сопровождающего инвентаря.

Трупосожжения производились на стороне, на специально сооружавшихся бревенчатых площадках. Две из них обнаружены во время раскопок Сосницкого могильника. На площадках найдены кальцинированные человеческие кости, оплавленные стеклянные бусы и другие предметы убора.

Иногда урновые захоронения ограждались толстыми кольями. Остатки подобных оградок были обнаружены на глубине 0,2–0,25 м от современной поверхности на погребениях, открытых Н. Е. Макаренко возле сёл Малые Будки и Константинов [28].

Обряд трупосожжения появляется почти одновременно с обособлением славян от общеиндоевропейского массива в XV в. до н. э. и, сосуществуя в той или иной мере с ингумацией, он бытует у славян двадцать семь столетий, вплоть до эпохи Владимира Мономаха [29].

Связь погребального обряда, связанного с горшком для приготовления пищи, раскрыл Б. А. Рыбаков. По представлениям праславян, после трупосожжения душа предка отлетает в ирий (рай); прах предков предаётся Матери Сырой Земле, источнику благ земледельцев. Вместилище праха – горшок для приготовления пищи – связывал воедино идею культа предков и волшебное содействие предка благополучию живых, ибо жертвенные подношения (кутья, каши и т. п.) Богу Неба и предкам совершались именно в горшках [30]. Вероятно отсюда происходит вера древних, что душа умерших оказывает влияние на погоду [31]. По мнению М. М. Маковского, значение «погода» может соотноситься со значением «душа», «дух»: русск. по-года, но русск. диал. куд «злой дух», «бес», «сатана» [32].

*   *   *

Основным похоронным обрядом у роменцев было трупосожжение под курганом – это подтверждается данными летописей и археологии. Иногда встречается и обряд трупоположения. В «Повести временны́х лет», там, где речь идёт о северянах, погребальный обряд описывается следующим образом: «И аще кто ѹмрѧше, творѧхѹ трызнѹ надъ нимъ, и посемъ творѧхѹ кладѹ великѹ, и възложатъ на кладѹ мертвѣца и съжигахѹ, и посемъ, събравше кости, вложахѹ въ <...> ссѹдъ малъ и поставлѧхѹ на столпѣ на пѹтехъ…» [33]. Летописец подчёркивает, что данный обычай языческий: «Си же обычаи творѧхѹ и кривичи и прочїи поганїи, не вѣдѹще закона Божїа, но творѧхѹ сами себѣ законъ…» [34]. Ибн-Даста в «Книге драгоценных сокровищ» (30-е гг. Х в.) сообщает, что когда у славян кто-нибудь умирает, то женщины «царапают себе ножом руки и лицо», но уже «при сожжении покойников придаются буйному веселью, проявляя тем свою радость по поводу милости, сделанной ему [покойному] Богом» [35]. Собирание праха и установка урны, согласно ибн-Дасте происходит на второй день после сожжения [36]. Арабский купец, географ и историк Х в. Аль-Масуди уточняет, что славяне и русы «сжигают своих мертвецов с их скотом, оружием и украшениями» [37].

То буйное веселье и радость, о которых пишет ибн-Даста, в научной литературе называется тризной. Под тризной следует понимать ритуальные боевые игры, ристания, особые обряды, призванные отогнать смерть от оставшихся в живых. Словом крада у славян обозначался погребальный либо жертвенный костёр, выложенный кругом. В древнерусских переводах греческих текстов словом крада передаются греческие слова βωμός «горящий жертвенный алтарь», πῦρα «огонь», σφᾶιρα «круг».

Как было указано выше, летописный столпъ (сътълъпъ) представлял собой домовину – сооружение над могилой в виде небольшого домика, сторожки, кельи. Подобные домовины-столпы сохранились в старообрядческой среде (рис. 3) [38].

Очень схожи с летописными столпами поморские голбцы. «Голбец – поморское деревянное надгробие, в виде “домика” с окошком и столбом с крышей и встроенной в него иконкой “выговского литья” (рис. 4). Вообще, обряд похорон у поморов существенно отличался от обрядов других восточнославянских этносов и, наверное, содержит в себе множество восточнославянских черт дохристианского периода. Так, по достижении тридцатилетнего возраста каждый помор делал себе гроб, который хранил обычно на повети или чердаке до самой смерти. Кроме того, полагалось сшить себе саван (каждый шил его собственными руками). После смерти и “отпевания” гроб с покойником выносили из дома через поветьили “нижни вороцца” в хлеву (выносить через входную дверь было плохой приметой). На кладбище гроб несли на жердях <вероятно, отголосок погребальных саней. – Прим. авт.>. По пути на кладбище обязательно нужно было перенести гроб через ручей или речку <аналогия с рекой Стикс. – Прим. авт.>. На столе, где в избе лежал покойник клали камень, который лежал сорок дней после похорон, после чего камень закапывали на улице перед домом. Посещая кладбище, родственники приносили к окошку в гробнице еду, окуривали могилы дымом (грели покойников), били глиняную посуду, оборачивали столбы голбцов полотенцами – все это отголоски дохристианских жертвоприношений у поморов» [39].

 

Кладбище. Ново-Валаамский монастырьКладбище. Ново-Валаамский монастырь

Рис. 3. Кладбище. Ново-Валаамский монастырь (Ууси-Валамо, Финляндия)

Источник: Как обустроить могилу старообрядца? // Древлеправославие. – URL: http://txt.drevle.com/mirrors/drevlepravoslavie-2012.05.19/data/ t00100001283.html (дата обращения 26.06.2018)

Письменные источники подтверждаются данными археологии. Ещё Д. Я. Самоквасовым была открыта группа могильников с трупосожжением на стороне и лепными урнами, поставленными в верхней части и насыпи. Сами могильники имели вид полусферических насыпей высотою 1,5–3 м и диаметром 5–12 м. В верхнюю часть насыпи помещались лепные горшки с прахом сожжённого на стороне и личными вещами умершего, со следами действия огня.

Погребальный обряд богатых и знатных славян несколько отличался от вышеописанного. Ибн-Фадлан сообщает: « … у богатого же они собирают его имущество и делят его на три части: треть дают семье, за треть кроят ему [погребальные] одеяния и за треть покупают горячительный напиток, который они пьют в тот день, когда девушка его убивает себя и сжигается вместе со своим хозяином … Когда же умирает у них повелитель, то семья его говорит девушкам и мальчикам: “кто из вас умрёт с ним?” И кто-то из них говорит: “я”. Когда он так сказал, то это уже обязательно для него, ему никак нельзя отказаться, и даже если бы он хотел, это не допускается; чаще делают это девушки» [40]. Несколько иначе об этом говорит ибн-Даста: «если у покойного было три жены и одна из них утверждает, что она [особенно] любила его, то приносит она к трупу два столба, и их забивают торчком в землю, потом кладут третий столб поперёк, привязывают посредине верёвку, становятся на лавочку, и конец этой верёвки [жена] завязывает вокруг своей шеи. Когда она так сделала, лавочку убирают из-под неё, и она остаётся повисшей, пока задохнётся и умрёт, а после смерти её бросают в огонь, где она и сгорает» [41]. Аль-Масуди уточняет: «когда умирает мужчина, с ним сжигается его жена, а когда умирает … холостой, то его женят после смерти. Женщины их хотят быть сожжены, чтобы войти с ними <т. е. с мужьями. – Прим. авт.> в рай» [42].

В соответствии с культом предков славяне поминали своих умерших сородичей. О поклонении умершим предкам говорит Аль-Масуди [43]. В «Книге драгоценных сокровищ» (30-е гг. Х в.) ибн-Даста сообщает об этом более подробно. «Через год после смерти человека берут горшков двадцать мёда, иногда немного больше, иногда немного меньше, и несут их на ту горку, где собирается семья покойного, едят, пьют и потом расходятся» [44]. Т. е. мы видим тот поминальный обряд, который, в общих чертах, сохранился у восточнославянских народов до наших дней. Символом смерти у славян был ворон [45].

Описанный погребальный обряд – трупосожжение под курганом – не является господствующим на всей территории распространения роменской культуры: известны и могильники с иным обрядом; при этом в одних и тех же могильниках сосуществует несколько обрядов (трупосожжение на стороне, на месте насыпи, трупоположение и т. д.). Вместе с тем необходимо отметить существование и бескурганных погребений с захоронением остатков кремации в неглубоких ямках. Таковые известны на Северском Донце. Например, Б. А. Шрамко на Донецком городище в роменском слое обнаружил одно бескурганное погребение в ямке, куда были ссыпаны пережжённые кости вместе с углями погребального костра [46].

 

На кладбище в поморском с. Гридино

Рис. 4. На кладбище в поморском с. Гридино (Россия).

Источник: Как обустроить могилу старообрядца? // Древлеправославие. – UURL: http://txt.drevle.com/mirrors/drevlepravoslavie-2012.05.19/data/ t00100001283.html (дата обращения 26.034.2018)

В IX–XI вв. происходит существенный перелом в религиозном сознании наших предков – они отказываются от сожжения и переходят к ингумации, к простому трупоположению. Хоронили покойников головой на запад. Смысл такого трупоположения был в том, что глаза умершего были обращены на восток, на восход солнца, т. е. при ожидаемом воскресении, погребённый увидит солнце в момент восхода. В качестве сопроводительного инвентаря (т. н. «милодаров») в могилу умершего клали оружие, украшения, пищу. Причины смены погребального обряда пока не выяснены. Исследователи лишь сходятся во мнении, что связывать данные изменения с введением христианства не следует, ибо захоронения IX–X вв. с ингумацией не соответствуют церковному канону [47].

Завершая описание погребальных обрядов восточнославянского язычества, необходимо отметить одну интересную деталь. Независимо от того, заключалось погребение в трупосожжении или трупоположении, само тело покойника всегда доставлялось на место погребения или сожжения на санях. Этот обряд зафиксирован в Древней Индии, описан он и в древнерусских летописях.

 

[1] Вернадский Г.В. Киевская Русь / Г.В. Вернадский. – М., 2015. – С. 64.

[2] Колода В.В. Слов’яно-хозарські відносини крізь призму нових археологічних данних з басейну Сіверського Дінця / В.В. Колода // Археологічний літопис Лівобережної України. – 2005. – № 1–2. – С. 79; Бутенко Ю. А. Дикое Поле в период раннего средневековья (середина V – середина XI веков нашей эры) / Ю. А. Бутенко. – Х.: Литера Нова, 2014и др.

[3] Милоградская археологическая культура раннего железного века (VII в. до н. э. – I в. н. э.), памятники которой известны в Южной Белоруссии и Северной Украине. Названа так по городищу у д. Милоград Гомельской области Белоруссии. Известны селища, городища, грунтовые и курганные могильники. Хозяйство: земледелие и скотоводство.

[4] Археология Украинской ССР : В 3 т. – К., 1986. – Т. 3. – С. 105.

[5] Археология СССР : В 20 т. – М., 1993. – Т. 13. Славяне и их соседи в I тыс. до н. э. – пер. пол. I н. э. – С 110.

[6] Обломский А. М. Днепровское лесостепное Левобережье в позднеримское и гуннское время (середина III – первая половина V в. н. э.) / А. М. Обломский. – М., 2002. – С. 19.

[7] З «Промивалень Золота» Абуль-Хасана Алі ібн-Хусейна (Аль-Масуді) // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 67.

[8] З «Книги дорогоцінних скарбів» Абу-Алі Ахмеда ібн-Омар ібн-Даста // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 69.

[9] Там же. – С. 69.

[10] Иванов В.В. Реконструкция символики и семантики погребального обряда / В.В. Иванов // Исследования в области балто-славянской древней культуры. Погребальный обряд. – М., 1990. – С. 7.

[11] Седов В.В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья / В.В. Седов. – М., 1977. – С. 168.

[12] Коловрат Ю.А. К вопросу автохтонности славянского населения Украины в свете этнической принадлежности племён бондарихинской археологической культуры / Ю.А. Коловрат // История Змиевского края. – Змиев. – 10.07.2008. – URL : https://colovrat.at.ua/publ/1-1-0-2 (дата обращения 24.06.2018).

[13] Буйнов Ю.В. Поховальні пам’ятки та обряд племен бондарихінської культури / Ю.В. Буйнов // Археологія. – 2006. – № 4. – С. 66.

[14] «После того, собрав кости, вкладывают в малый сосуд и ставят на столпы-домовины у дороги». Повість врем’яних літ : Літопис (За Іпатським списком) / Пер. з давньорусської, післяслово, коментар В.В. Яременка. – К., 1990. – С. 22/23.

[15] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси / Б.А. Рыбаков. – М., 1987. – С. 86–92.

[16] Обломский А.М. Днепровское лесостепное Левобережье в позднеримское и гуннское время (середина III – первая половина V в. н. э.) / А.М. Обломский. – М., 2002. – С. 19.

[17] Там же. – С. 19.

[18] Археология Украинской ССР : В 3 т. – К., 1986. – Т. 3. – С. 104; Любичев М.В. Населення території північно-східної України в римський час (І–VII ст. н. е.) / М.В. Любичев. – Х., 2003. – С. 34.

[19] Седов В.В. Славяне в раннем средневековье / В.В. Седов. – М., 1995. – С. 74.

[20] Там же. – С. 74.

[21] Аксёнов В.С. Погребение VI–VII веков н. э. у села Мохнач / В.С. Аксёнов, Л.И. Бабенко // Российская археология. – 1998. – № 3. – С. 111.

[22] Там же. – С. 112–117.

[23] Там же. – С. 117–118.

[24] Там же. – С. 119.

[25] Там же. – С. 120.

[26] Этнокультурная карта территории Украинской ССР в I тыс. н. э. / В.Д. Баран, Е.В. Максимов, А.Г. Смиленко и др. – К., 1985. – С. 119.

[27] Археология Украинской ССР : В 3 т. – К., 1985. – Т. 3. – С. 197.

[28] Там же. – С. 197.

[29] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси / Б.А. Рыбаков. – М., 1987. – С. 84.

[30] Там же. – С. 82–84.

[31] Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов / М.М. Маковский. – М., 1996. – С. 309.

[32] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка / В.И. Даль. – 2-ое изд., испр. и доп. – СПб.; М., 1881. – Т. 2. И–О. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка / В.И. Даль. – 2-ое изд., испр. и доп. – СПб.; М., 1881. – Т. 2. И–О. – С. 215.

[33] «А если кто умрёт, то делают тризну над ним, и после этого делают погребальный костёр, и, положив на погребальный костёр мертвеца, сжигают. И после того, собрав кости, вкладывают в малый сосуд и ставят на столпы-домовины у дороги». Повість врем’яних літ : Літопис (За Іпатським списком) / Пер. з давньорусської, післяслово, коментар В.В. Яременка. – К., 1990. – С. 22/23.

[34] «эти же обычай совершают … [как] и прочие язычники». Там же. – С. 22/23.

[35] З «Книги дорогоцінних скарбів» Абу-Алі Ахмеда ібн-Омар ібн-Даста // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 69.

[36] Там же. – С. 69.

[37] З «Промивалень Золота» Абуль-Хасана Алі ібн-Хусейна (Аль-Масуді) // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 67.

[38] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси / Б.А. Рыбаков. – М., 1987. – С. 86–92.

[39] Особенности культуры поморов // Официальный сайт Общины поморов. – Электронный документ : http://pomorland.narod.ru/culture/ (дата обращения 12.03.2015).

[40] З «записки» Ахмеда ібн-Фадлана ібн-Аббаса ібн-Рашіда ібн-Хаммада // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 66.

[41] З «Книги дорогоцінних скарбів» Абу-Алі Ахмеда ібн-Омар ібн-Даста // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 69.

[42] З «Промивалень Золота» Абуль-Хасана Алі ібн-Хусейна (Аль-Масуді) // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 67.

[43] Там же. – С. 66.

[44] З «Книги дорогоцінних скарбів» Абу-Алі Ахмеда ібн-Омар ібн-Даста // Історія України в документах і матеріалах. – К., 1939. – Т. 1. Київська Русь і феодальні князівства XII–XIII ст. – С. 69.

[45] Сумцов Н.Ф. Ворон в народной словесности / Н.Ф. Сумцов. – М., 1890. – С. 16–17.

[46] Сухобоков О.В. Славяне Днепровского Левобережья (роменская культура и её предшественники) / О.В. Сухобоков. – К., 1975. – С. 74.

[47] См. об этом: Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси / Б.А. Рыбаков. – М., 1987. – С. 111; Рыбаков Б.А. Радзімічі / Б.А. Рыбаков. – Мн., 1932. – С. 123; Богомильников В.В. Причины изменения погребального обряда радимичей / В.В. Богомильников // Древности Белоруссии и Литвы. – Мн., 1982.

 

Ссылка на эту статью:

Коловрат-Бутенко Ю. А. Погребальные обряды славян / Ю. А. Коловрат-Бутенко // История Змиевского края. – Змиев. – 01.07.2018. – URL : https://colovrat.at.ua/publ/2-1-0-360

Библиовебографическое описание (ДСТУ 8302:2015):

Погребальные обряды славян // История Змиевского края. 2018-07-01. URL: https://colovrat.org/publ/2-1-0-360 (дата обращения: 2024-03-19).

Похожие статьи: