Сёстры Синяковы – харьковские музы футуризма. Часть 4



Publ ID: 1330888967-239

СЁСТРЫ СИНЯКОВЫ – ХАРЬКОВСКИЕ МУЗЫ ФУТУРИЗМА

© В. П. Титарь, А. Ф. Парамонов, Л. И. Фефёлова

По-видимому, Пастернак провожая, Н.М. Синякову, доехал с ней до Тулы. Письма, написанные ей вдогонку, и по большей части не отосланные, он через три года (апрель 1918 г.) по памяти сделал сюжетной основой повести «Писем из Тулы» [12].

Н. М. Синякова не сохранила писем. Она уничтожила и свои письма к Пастернаку, которые ей вернули родственники после его смерти. Осталось несколько выписок. Надежда вскоре по приезде в Харьков пишет: «Ах, Боричка, не уйти вам от искусства, так как не возможно уйти от своего глаза, как бы вы не хотели и не решили бы, искусство с вами до конца вашей жизни. Боричка, ненаглядный мой, как мне много вам хочется сказать и не умею. Мне хочется вас перекрестить, я забыла на прощанье. Умоляю напишите мне, крепко целую и обнимаю. Ваша Надя» [39].

11 апреля 1915 г., уезжая вместе с сестрой Марией в Красную Поляну, Надежда пишет: «Благословляю на хорошие стихи, я знаю и верю, что ты напишешь хорошую книгу». 7 мая 1915 г.: «Ты сделаешь многое, я это так хорошо знаю, в тебе столько силы и самое лучшее ты сделаешь в будущем. Ты говоришь: прошел месяц и ничего не написал,  - ведь целый день с мальчиком, милый, что же можно сделать, да как бы хороши условия ни были, все это невыносимо. Пришли каких-нибудь старых стихов. Помнишь, ты обещал, я буду так счастлива. Жду не дождусь тебя, мой дорогой, дни считаю, осталось уже месяц и три недели... Твоя Надя» [39].

Ехать в гости к Синяковым казалось Пастернаку невозможным. Он уговаривал Н.М. Синякову отказаться от этого плана. 21 июня 1915 г. она отвечала: «Милый, ты сказал, чтобы я разобралась в положении и как захочу, так и будет. Родной мой, приезжай поскорее, приезжай ради Бога...  не думай, что я такая эгоистка и злая...». Она строила несбыточные планы заработка, чтобы возместить сгоревшее при погроме имущество и рукописи Бориса Леонидовича, и сама приписывала: «Я знаю, что ты только засмеешься, да нет же, милый, не смейся, ... Буду ждать твоего письма и решения. Твоя Надя» [39].

В первых числах июля 1915 г. Б.Л. Пастернак взял таки трехнедельный отпуск и поехал в Красную Поляну. «Плакучий Харьковский уезд», открыто названный в стихотворении «Мельницы» только при редактировании в 1928 г., отразился во многих стихотворениях книги, написанных либо там, либо сразу по возвращении [12].

Н.М. Синякова провожала его в обратный путь до Харькова, вероятно, это было 23 июля 1915 г. Вернувшись в деревню, она писала: «Промчались эти три недели как видение, как сон чудный. Пишу из вашей чернильницы. Боже мой, но как приятно, и я ее непременно спрячу до того года. Повесила я над письменным столом наброски вашего лица, глаза смотрят на меня задумчиво, печальные... Кажется, что я пойду сейчас купаться; и вы стихи будете писать, мы на время расстанемся и скоро я приду к вам и принесу цветов» [39].

Надежда Синякова в 1916 г. уехала в Ташкент к сестре З.М. Синяковой-Мамоновой. В письмах она звала Б.Л. Пастернака приехать к ней на весну и начало лета в туркестанскую экзотику. Борис Пастернак собирался поехать к ней. 27 апреля 1916 г. он пишет в письме С.П. Боброву: «Если хочешь мне писать в ответ - адресуй в Ташкент до востребования. Вначале мая думаю отсюда сняться»[12]. Но поездка не состоялась. В июне месяце он отправился в Самару, рассчитывая встретить возвращавшуюся из Ташкента Надежду Синякову  и ехать с ней вместе на пароходе «в Казань или Нижний и по железной дороге в Москву. А может быть и нет, - добавлял он, - во всяком случае на этих днях я в Уфу» [12]. Они так и не встретились.

Посылая 7 июня 1926 г. книгу «Поверх барьеров» Марине Цветаевой, которая о ней до того не знала, Пастернак писал: «О Барьерах. Не приходи в унынье. Со страницы, примерно 58-й, станут попадаться вещи поотраднее. Всего хуже середина книги. Начало: серость, север, город, проза, предчувствуемые предпосылки революции (глухо бунтующее предназначенье), срывающееся каждым движением труда, бессознательно мятежничающее в работе как в пантомиме) - начало, говорю я, еще может быть терпимо.

Непозволительно обращение со словом. Потребуется перемещение ударенья ради рифмы - пожалуйста: к услугам этой вольности областные отклонения или приближение иностранных слов к первоисточникам. Смешенье стилей.

Фиакры вместо извозчиков и малорусские жмени, оттого что Надя Синякова, которой это посвящено - из Харькова и так говорит. Куча всякого сору. Страшная техническая беспомощность при внутреннем напряжении - может быть большем, чем в следующих книгах.

Есть много людей, ошибочно считающих эту книжку моею лучшею. Это дичь и ересь, отчасти того же порядка что и ошибки твоей творческой философии, проскользнувшие в последних письмах» [12].

В 1928 году Пастернак кардинально переработал книгу и 18 стихотворений, в основном из середины книги, которые он характеризовал Цветаевой как неудачные и которые были посвящены или связаны с Надеждой Синяковой, были выкинуты, а 11 появились в другой редакции. С тех пор книга Бориса Пастернака «Поверх барьеров» 1917 г. как целая не переиздавалась.

Интересное замечание Марии Синяковой о В.Хлебникове: «Он во всех был по очереди влюблен, и, кроме основных, он влюблялся и попутно, так что это была сплошная влюбленность. Но легкомыслие невероятное просто при этом было. Я хочу сказать, что если он увлекался одной, то это длилось очень недолго. Правда, не увлекался он только Надеждой почему-то.» [3]

А та замолчала навеки,

Душой простодушнее дурочки,

Боролися черные веки

С глазами усталой снегурочки

 

Лоск ласк и хитрости привычной сети

Чертили тучное лицо у третьей

Измены низменной она

Была живые письмена

И темные тела дары,

Как небо, светлы и свободны;

На облако черной главы

Нисходит огонь благородный.

Так в поэме «Три сестры» [11], посвященной сестрам Синяковым – Надежде, Марии и Вере, – характеризует Велимир Хлебников Н.М. Синякову-Пичету. Надежда Михайловна прожила долгую жизнь и умерла в 1975 году.

МАРИЯ МИХАЙЛОВНА СИНЯКОВА-УРЕЧИНА И ВЕЛИМИР ХЛЕБНИКОВ, ДАВИД БУРЛЮК, БОЖИДАР...

Мария Михайловна родилась 11 ноября (по старому стилю) 1890 г., была крещена 2 декабря того же года в Преображенской церкви на Москалевке [26].

Каждое лето вся семья Синяковых выезжала на дачу в Красную Поляну. «Зеленые поля, нивы, лес, река в легком тумане, голубое небо - это моя живописная академия» - вспоминала Мария Синякова о своих детских годах, проведенных в Красной Поляне [10]. Она занималась вначале в Харьковской городской школе рисования и живописи на Сергиевской площади, затем в частной студии выпускника Академии художеств Е.А. Агафонова [40]. В 1910-1911 гг. Мария Михайловна состояла в группе харьковских художников «Голубая лилия», возникшей при студии Е. Агафонова. Здесь она познакомилась и подружилась с братьями Гордеевыми, Василием Пичетой и, возможно, Арсением Уречиным.

В 1910 г. Мария Синякова побывала в Германии, где изучала в музеях живопись немецких и нидерландских художников. Дмитрий Гордеев вспоминал: «Мария Михайловна увлекалась иконами - ранний Ренессанс, немецкие и нидерландские художники, связанные своими корнями с позднеготической живописью - Брейгелем Мужицким и Дюрером... Искания изысканной линии, контурный рисунок» [41].

В 1913-1914 гг. Мария Синякова недолго жила в Москве и училась там в художественной студии Ф.И. Рерберга. В 1912-1914 гг. холсты Синяковой вместе с произведениями Н. Гончаровой, М. Ларионова, Д. Бурлюка, К. Малевича и А. Экстер экспонировались на выставках «Союза молодежи» в Петербурге. В 1914 г. Мария Синякова выходит замуж за художника Арсения Моисеевича Уречина и они вместе путешествуют по Центральной Азии, где М.М. Синякова изучает монгольскую икону и персидскую миниатюру.

К сожалению, биографических данных об А.М. Уречине в настоящее время у нас очень мало. Известно, что он родился в Харькове. Его отец, Моисей Аронович Уречин, в 1912 г. проживал по адресу ул. Тюремная, № 10 на Холодной горе [42], в 1914 г. - на ул. Екатеринославской, № 39 [43]. Уречин учился в 1902-1903 гг. вместе с Давидом Бурлюком в Королевской академии в Мюнхене у В. Дица [3]. В 1909-1911 гг. входил в группу харьковских художников «Голубая лилия». Здесь он и познакомился с М.М. Синяковой. В 1915 г. А.М. Уречин жил в Петрограде, М.М. Синякова вместе с Б.Л. Пастернаком ездили к нему. Они встретились с Уречиным и все вместе навещали В.В. Маяковского, который познакомил их с Лилией Юрьевной Брик [39]. Брик вспоминала: «Пастернак приехал из Москвы с Марией Синяковой. Он блестяще читал блестящие стихи, был восторжен и непонятен, нам это нравилось... Мария поразила меня красотой, она загорела, светлые глаза казались белыми на темной коже, и на голове сидела яркая кое-как сшитая шляпа» [44].

В 1918-1920 гг. Мария Михайловна и Арсений Уречин жили в Красной Поляне. «Молчунья, снабжавшая в тяжелые времена Гражданской войны, когда они жили в Красной Поляне, все семейство и гостей едой с огорода, который был в ее с мужем ведении. Даже в Харьков они возили на продажу что-то из этого огорода. Хлебников, кстати, всегда убийственно критиковал методы огородничества, которыми пользовался Уречин. Как бы то ни было, Мария успевала и огород вести и, не взирая на мешавшую ей суету, все время что-то рисовать. Ее занятия поначалу не воспринимались всерьез, но когда все увидели, что почтенные господа приносят ей заказы, и она их выполняет в обмен на деньги и всамделишные продукты, отношение, конечно, изменилось» [2].

С середины 1920-х годов А.М. Уречин жил и работал в Ленинграде. Это следует из письма 1925 г. Бориса Пастернака к Осипу Мандельштаму, в котором он уточнял об издательских возможностях в Ленинграде. Мандельштам вначале свой ответ передал устно через Виктора Шкловского, жившего на одной лестничной площадке со старым знакомым Б.Л. Пастернака - художником А.М. Уречиным: «Дорогой Осип Эмильевич! Сейчас ко мне звонил Уречин и передал от Шкловского, живущего с ним об стену, вести о Вас и от Вас и все Ваши поклоны... Я узнал, - если верить человеку бесхитростному и правдивому, каков Уречин, - я узнал, что Вы мне не отвечали, потому что чересчур меня любите, а не отвечали о том, имеются ли в Ленгизе возможности, оттого, что их слишком много...» [12].

После поездки по Германии и Центральной Азии у Марии Михайловны Синяковой пробудился интерес к народному творчеству - росписи свадебных сундуков, писанки, народные  иконы, рушники, набойки. Крестьянские мастерицы – «гогены с порепанными ногами» - подчас не уступали лучшим колористам - профессионалам. «В красполянских акварелях среди цветов народного орнамента она разместила сценки сельского быта. На этих ярких, как радуга, картинках, написанных чистыми словно дождем омытыми красками, двигаются нарядные девушки, скачут горделивые всадницы, чопорно прогуливаются горожане в цилиндрах, играют кони, тихо пасутся коровы, синеют озера, сияет желтое солнце. И все это нарисовано порывисто, безотчетно - доверчиво, как рисуют дети или взрослые с детской душой. Здесь уживаются вселенское и бытовое, доисторическое и повседневное - из восточных шатров выглядывают славянские лица, к «Русской Венере» сходятся ухари вывесок парикмахерских и лавочники российской провинции» [7]. В ее звонких по цвету акварелях современные бытовые мотивы тесно переплетаются с образами славянской и восточной мифологии, а теплота семейных радостей и патриархальность дачной жизни наиболее просто проецируется в язычески одомашенный космос ее картин. Эта особенность художественного мировосприятия Марии Синяковой  сближает ее творчество с мифотворчеством Велимира Хлебникова. Строчки В. Хлебникова часто кажутся поэтическим отображением той или иной акварели Синяковой [11]:

 

Позови меня, лесную,

Над травой тебе блесну я,

Из травы сниму копытце,

Зажгу в косах небеса я

И, могучая, босая,

Побегу к реке купаться.

 

Несмотря на небольшие размеры, акварели Марии Синяковой 1914-1916 гг. одновременно камерные по характеру и монументальные по построению композиции и могучему звучанию красок. В расположении отдельных персонажей, целых сцен, которые ритмично разбросаны на фоне цветных орнаментов, скрывается непосредственное влияние росписей народных свадебных сундуков и отдаленные отзвуки буддистских народных икон Монголии [9].

Художник Мария Синякова «с глазами большими Богородицы» рисовала акварели яркие, как украинский лубок, как буддистская икона или персидская миниатюра.

 

Сегодня строгою боярыней Бориса Годунова

Приплыли вы, как лебедь в озере,

Я не ожидал от вас иного,

И я забыл прочесть письмо зари...

Мы вместе сидели на скошенном жите,

Здесь не было "да", но не будет и "но",

Что было - забыто, что будет - не знаю,

Здесь Божия Матерь мыла рядно

И голубь  садился на темя за чаем.

 

Так в поэтических образах В. Хлебникова, созвучных язычески-праздничным акварелям ранней Синяковой, запечатлен ее загадочный образ [11].

Из рассказов тех, кто знал Марию Синякову, известно, что она была интересным, неординарным человеком, была красива, талантлива, отличалась большой работоспособностью. В нее были влюблены и посвящали ей свои стихи поэты В.Хлебников, Божидар, Д.Бурлюк, Д.Петровский. Влюбленность Д.Бурлюка впервые отметила Лилия Брик. Мария Михайловна и Давид Бурлюк познакомились в 1912 году в Москве. «Из художников бывал только Бурлюк. Познакомил с ним Уречин. Бурлюк был человек довольно лирический, все время читал стихи, и свои стихи тоже часто читал» – вспоминала Мария Синякова о своих встречах с Бурлюком [3].

В Божидара (Богдана Петровича Гордеева) были влюблены все пять сестер Синяковых, отчаянно ревновали его друг к другу, и были счастливы, когда он посещал их. Божидар был сыном профессора Харьковского ветеринарного института П.А. Гордеева. Божидар 1904 – 1913 годах учился в третьей Харьковской гимназии, занимался европейскими и восточными языками, в том числе и санскритом, музыкой – блестяще играл на фортепиано, живописью – в студии Е. Агафонова «Голубая лилия» вместе со старшим братом Дмитрием Гордеевым и Марией Синяковой. В 1913 году он поступил в Харьковский университет на историко-филологический факультет, который вскоре бросил и в том же году вместе с Григорием Петниковым поступил на философский факультет Московского университета. В апреле 1914 г. вернулся в Харьков, где вместе с Петниковым и Н. Асеевым организовал литературно-издательскую группу «Лирень». Велимир Хлебников назвал Божидара «Черноглазым королем беседы за ужином». Когда он что-нибудь рассказывал, то его голубые глаза темнели от возбуждения и невозможно было слушать его без волнения – он действительно был королем беседы. В Божидара были влюблены все сестры, но он любил только Марию Синякову. И когда она в 1914 году вышла замуж за Арсения Уречина и уехала с ним в Центральную Азию, Божидар покончил с собой в ночь на 7 сентября 1914 года в лесу около селения Бабки под Харьковом. В стихотворении «Воспоминание», посвященном Марии Синяковой, Божидар предчувствовал грусть расставания [46].

Когда госпожа скитается

И в памяти – скверные скверы

И чадный качается плащ –

Два маленьких китайца

Взбрасывают чаще и чаще

В просторы смерклого веера

За тростью тонкую трость –

Роняясь из древней феерии,

Из колоса помыслов кидается,

Вонзается в мозг мой ость.

Синеющий веер сползается

Гуденьем взветренной сферы

Зов памяти странно молящ,

Китайцы в малахаях из зайца

Взвивают круг трубок звенящий,

И вон она верная взвеяла,

Как грудь моя, хрупкая Грусть.

И в сердце склоняется верие,

Но сердце – опять ломается,

Роняя грустную хрусть.

 

Велимир Хлебников в одной из лучших своих поэм «Три сестры» так пишет о Марии Синяковой [11]:

Одна зачарована Богом

Старинных людских образов,

Стояла под звездным чертогом

И слушала полночи зов

...................................................

Другая окутана сказкой

Умерших недавно событий,

К ней тянутся часто за лаской

Другого дыхания нити.

Она величава, как мать,

Проходит по зарослям вишни

И любит глаза подымать,

Где звезды раскинул всевышний.

Раннее творчество Марии Синяковой связано также с творчеством поэтов-футуристов. Она оформляла поэтические сборники: «Зор» Н. Асеева (1914), «Бубен» Божидара (1914), «Поросль Солнца» Г. Петникова (1918) и др.

Николай Асеев высоко ценил ее иллюстрации к своим произведениям, особенно к поэме «Маяковский начинается» (1940). Еще в 1914 году он посвятил ей стихотворение «Тунь» [13]:

Ты в маске электрической

похаживаешь мимо,

а я – на Дон, на Дон, на Дон

зову тебя очима.

 

Не сонь моя, не тень моя,

не голос мой не звучен:

я горшими мученьями

во младости замучен

 

И там рука, и там нога,

и день меледневеет,

а здесь – брожу, ищу врага,

что встретиться не смеет.

© В. П. Титарь

© А. Ф. Парамонов

© Л. И. Фефёлова

 

Синтаксис ссылки:
Титарь В. П. Знаменитые змиевчане. Сёстры Синяковы – харьковские музы футуризма / В. П. Титарь, А. Ф. Парамонов, Л. И. Фефёлова // История Змиевского края. – Змиев. – 2012. – URL:
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-234 (часть первая);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-235 (часть вторая);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-236 (часть третья);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-239 (часть четвёртая);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-240 (пятая часть);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-245 (шестая часть);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-246 (седьмая часть, примечания и ссылки);
https://colovrat.at.ua/publ/8-1-0-252 (приложение).

Библиовебографическое описание (ДСТУ 8302:2015):

Сёстры Синяковы – харьковские музы футуризма. Часть 4 // История Змиевского края. 2012-03-04. URL: https://colovrat.org/publ/8-1-0-239 (дата обращения: 2024-03-28).

Похожие статьи:


Рубрика: Биографиcтика | Дата публикации: 2012-03-04 | Просмотров: 3165 | Ключевые слова: Футуризм, красная поляна, Синякова-Уречина